 | Когда человечество, пережившее (будем надеяться) междоусобицы и невзгоды нашего века, спустя столетия начнет осмыслять, что же в этом мутном времени было и достойного, припомнят первый этап понимания гуманитарных наук как части точного знания. Этому начало положил гениальный Андрей Белый, который задумал описать историю русского стиха в терминах теории вероятности. Когда продолживший (вместе с немногими другими учеными) эту линию исследований наш великий математик Колмогоров говорил о своих союзниках по тогда только зарождавшейся новой науке, он особо выделял как самого многообещающего молодого Михаила Гаспарова, который соединял хорошее владение ее строгими методами с традиционным всеобъемлющим филологическим образованием и умением профессионального стихотворца. |
Гаспаров начал свою раннюю литературную и литературоведческую деятельность как филолог-классик. Он перевел и прокомментировал много греческих и латинских античных текстов, показав виртуозное искусство передачи древних метров, к строгому описанию которых вскоре приступит. Помню, как ценил его Бродский, сам бредивший античностью. Среди других авторов древности гаспаровскому пытливому и ироническому уму оказался близок баснописец Эзоп и его продолжатели. Гаспаров стал в ряд великих русских филологов — исследователей жанра басни, как Потебня.
В глухую советскую пору Гаспаров чуть ли не в одиночестве начал свою огромную работу по подсчитыванию численных характеристик русских поэтов. Кроме серии блестящих статей, теперь переизданных и ставших доступными широкому читателю, из этого вскоре выросло грандиозное здание истории сперва русского, а потом и европейского стиха. Подводящие итоги этой тончайшей ювелирной статистической работе книги, которые завоевали ученому мировую славу, остаются единственными и непревзойденными в своей области. А я не могу забыть вида Михаила Леоновича, ни на минуту (буквально) не перестававшего делать свои невероятные по размерам подсчеты — ни днем, в залах заседаний научных конференций, где он слушал доклады, а его мелкий почерк продолжал покрывать страницы записных книжек рядами цифр, ни за полночь в номерах гостиниц во время командировок, тогда, когда другим смертным вроде как положено отдыхать. Неслыханная работоспособность одержимого азартом поверки стихотворной гармонии алгеброй не мешала Гаспарову участвовать во всех начинаниях, которые были направлены к преодолению нудной научной рутины — от первых семиотических сборищ в Москве и в Тарту до недавних сходок вокруг «Нового литературного обозрения» и возникавших уже в последнее время научных институтов (Высших гуманитарных исследований и Русской антропологической школы) в РГГУ.
Гаспаров внимателен к своим коллегам и собеседникам, особенно к тем, кто далек от внешнего академизма. В изданной им весьма оригинальной книге набросков, заметок и записей для себя он рядом со своими мыслями фиксирует приглянувшиеся ему соображения и остроты других. Много он сделал и для открытия своих предшественников в науке и переводе: первым он начал публикации частей новаторской книги о математическом стиховедении замечательного нашего филолога Ярхо, который заканчивал этот до сих пор не изданный полностью труд во время ссылки в сталинское время, перед войной. Гаспаров — один из самых деятельных участников и руководителей таких соединяющих века и поколения изданий, как «Литературные памятники». Его работа переводчика, в том числе в недавнее время, в книге неожиданных вольных переводов без рифм и традиционных размеров, составителя, комментатора помогает строить мост, ведущий из прошлого в будущее. О грядущих поколениях и следующих этапах истории науки приходится думать и оценивая его вклад в занятия с учениками, ставшими уже заметными учеными, которых немало вышло из его педагогической мастерской, и его рассказы о Древней Греции для детей и юношества.
Продолжив старые традиции поколения, для которого форма в литературе представлялась самодовлеющей, в дальнейшей своей работе Гаспаров перешел к смелому сближению анализа стиха как такового с интерпретацией его смысла. Он по-прежнему ориентируется на две науки, откуда стиховедение может почерпнуть точные методы — математическую статистику и лингвистику. Последние его труды посвящены языку поэзии и прозы в их соотношении. Он много сделал для нового прочтения русских поэтов Серебряного века и периода, за ним следовавшего. В составленной им антологии русских стихов есть и такие, которые без него долго бы (или навсегда?) оставались затерянными в давно забытых сборниках и журналах. Будущее заплатит ему за это тем, что и в нем с запозданием откроют одаренного поэта, который рано высказал в гневных сильных стихах (тогда лишь немногим известных) свое неприятие мракобесного режима.
Последние годы Гаспаров погружен в чтение, истолковывание и комментирование самого большого из замученных этим режимом поэтов — Осипа Мандельштама. Сложность поэтики последнего периода творчества Мандельштама (в ссылке в Воронеже и позже, перед самым вторым арестом и гибелью) не останавливает ученого, всегда решавшего самые трудные задачи, перед которыми другие бы оробели.
Значимость Михаила Гаспарова как примера для общественного восхищения (не скажу подражания: это слишком трудно) — огромна. Дело даже не столько в том, что по самым больным вопросам он иногда находит нужным высказаться, как давно он выступал вместе с Сергеем Аверинцевым (с которым многое его связывало начиная со студенческих лет в работе и в интересах) и как недавно снова громко заговорил — на этот раз о неправом задержании в тюрьме Ходорковского.
Гаспаров всем своим видом, мелочами поведения, соединением сверхэрудита с озорником, ото всего отрешенного исхудавшего чудака и чуть ли не аскета с весельчаком и остроумцем показывает, каким может и должен быть настоящий интеллигент в переплетении всех противоречий, им воплощаемых и преодолеваемых. Если кто-нибудь посмеет усомниться в исполинских возможностях русской науки, словесности, всего духовного мира нынешней России, для опровержения слабоверных достаточно указать на наглядный противоречащий пример, явленный в личности и деятельности Михаила Гаспарова. Глядя на него и слушая его, убеждаешься в том, что надвигающаяся из будущего сфера разума — ноосфера — находится рядом с нами, надо только быть достаточно наблюдательным, чтобы ее увидеть.
Вяч. Вс. Иванов. Мост в будущее (70 лет Михаилу Гаспарову) // МН №15 за 2005 год
(15.04.2005).