Писатель рассказал, что Сва – прозвище главного героя, студента-филолога из МГУ, в среде московских хиппи рубежа 1970-80-х годов. Тематика романа – любовь, свобода, вера – важна для молодёжного дискурса и поздней советской эпохи, и наших дней. В романе двойной сюжет: первый связан с развитием фабулы и смысловых лейтмотивов, второй с видоизменением и свободным движением языка по тексту. География действия постоянно расширяется, и роман превращается в «языковое путешествие» героя. Сюжет позволяет автору переходить от одного «культурного диалекта» к другому: от сленга хиппи и языка интеллектуальной богемы к просторечию, диалектным говорам средней полосы и юга России, ломаной речи «диффузных» зон, украинизмам, грузинизмам. Последовательные пространственные срезы языка автор сообщения называет «языковыми пейзажами», реальность происходящего по-разному отпечатывается в романном слове, создаёт впечатление «многоликости» современного литературного языка. Такой подход контрастирует с произведениями более узкой «языковой географии»: с городской прозой, с деревенской региональной (сибирской, вологодской, северной, южнорусской и пр.) прозой. Автор выстраивает три уровня «языковых пейзажей» в своём романе:
- пейзажи хтонической топики: московская подземка, «парадняк» – место собраний хиппи, психушка, «гнилой флэт» с «перевёрнутым небом» рок-культуры, московские улицы в нескончаемой зимней ночи, крематорий, «проклятый кругород»;
- пейзажи земной топики: квартиры друзей, Студия электронной музыки, весенние улицы, московские парки, где герой был с любимой; сюда же автор относит топику странствия и заповедного мира: «трассу» летнего странствия героя и «зелёное дно» глубинной России;
- пейзажи уранической/горной топики: встреченный в Москве «храм детства», «небесная тропинка» на лесной просеке над головой героя, Кавказские горы, горный луг – место откровения и встречи героя со своим «я».
Автор отмечает, что аранжировка речи в романных диалогах меняется от столичной нормативности до фонетического письма, использованного для передачи сельского говора. Надтекстовой уровень создают заголовочные элементы (при этом названия глав романа намечают его ключевые образы) и текстовые вставки – разрозненные заметки и размышления героя. Сфера языковой креативности расширяется с помощью словотворчества (авторского, молодёжно-сленгового, простонародного) и соединения в романе прозаического и поэтического начал. По мнению автора сообщения, «поэзия взрывает прозу иным ритмом, метафора высекает из слова “вертикаль“ образа, превращает строку в столбик иероглифов, рождает “высокое пространство“ текста». Некоторые ключевые слова романа разворачиваются в поэтический символ и далее – в миф, например: «подземка» – это и метро и символ «московского андеграунда», перерастающий в мифологему «блуждания в “хиппосистеме“, поиска выхода из неё»; «бег» – метафора юности и стремления – вбирает в себя множество смысловых коннотаций (бессмысленный, восторженный, отчаянный, изнуряющий), перерастает в символ религиозной веры героя: таков его ночной бег в горах. Душевное состояние героя передаёт то заумь, бредовые метатезы, ассонансы и афазия, то романтическая эмфаза, в конце романа экстатическая молитва превращается глоссолалию.
По мнению автора сообщения, «писатель воспринимает родной язык, как иностранный, изучает его всю жизнь, ему необходимо “ясновидение“ слова, “творческое узнавание“ внешне знакомых слов»; в то же время «современной “обессловленной“ культуре, страдающей от “глухоты“ и “незрячести“, нужна “новая вербальность“ – опора на слово высокой энергетики».